Борис Акунин - Смерть на брудершафт (Фильма 9-10) [Операция «Транзит» + Батальон ангелов] [только текст]
— Господин генерал, у меня по списочному составу не триста, а триста сорок четыре стрелка плюс двадцать один инструктор. И все на месте.
Полковники, как по команде, поправили усы, чтобы скрыть улыбку. Но Бжозовский с торжественной ноты не сбился.
— На ваших женщин смотрит вся страна, весь мир! Я знаю, в завтрашнем бою они не дрогнут. В конце концов, дела России не так уж плохи. У Франции была лишь одна Жанна д’Арк, а у нас их целый батальон!
Гвоздев шумно вздохнул.
— Послушайте, генерал, давайте без поэзии. Рассказывайте про наступление.
Фронтовые офицеры к манерам председателя, видимо, давно привыкли и не удивились, но у штабс-капитана и прапорщика недоверчиво вытянулись лица.
Ничуть не оскорбившись, Бжозовский сказал:
— Разработан план, который, надеюсь, будет одобрен комитетом. В конце концов успех будет целиком и полностью зависеть от воли солдат, от их э-э-э революционного порыва.
— Революционный порыв мы еще обсудим, — лениво обронил Гвоздев. — Вы подробности давайте.
— Хорошо. Настоятельная просьба командующего фронтом: не обсуждать деталей в комитетах. И пожалуйста, давайте на сей раз обойдемся без митингов.
— Не выйдет, — отрезал Гвоздев. — Старые времена кончились. Солдат теперь не скотина, которую можно гнать под пули без объяснений. По приказу, который не одобрен коллективом, из окопов никто не вылезет.
Голос командира стал вкрадчивым:
— Конечно-конечно. Но наш план и не предусматривает наступления в приказном порядке. Солдаты сами пойдут в атаку, если будут увлечены героическим порывом наших сестер…
При этих словах штабс-капитан Романов беззвучно, одними губами прошептал ругательство и на секунду закрыл глаза. Генерал сделал вид, что этого не заметил.
— Мы не будем объявлять приказа еще и потому, что наступление должно застать неприятеля врасплох. Если же начнутся обсуждения, митинги, может произойти утечка. Тогда атаки не получится.
— Так в чем план-то? — спросил председатель.
— Извольте. — Бжозовский развернул на столе лист с аккуратной схемой, нарисованной цветными карандашами. — Прошу подойти, господа…
Все встали, обступили командира.
— Квадрат 7-А. Открытое поле. Здесь вражеские позиции слабее всего. Только два пулеметных гнезда, один ряд проволоки. По нашим сведениям, участок обороняют две роты ландсвера, это порядка четырехсот штыков. Понятно?
Он обернулся к Бочаровой. Та насупленно кивнула, а ответил за нее помощник:
— Господин генерал, для успешной атаки обыкновенно требуется по меньшей мере трехкратное численное преимущество!
— Без вас знаю! — Бжозовский с видимым удовольствием обрушил на штабс-капитана накопившееся раздражение. — Вы еще пешком под стол ходили, когда я академию закончил! Вопрос был, понятно ли вам расположение противника!
— Так точно, понятно.
— Продолжаю. На других участках у немцев повсюду тройная «колючка», и блиндажи, и огнеметы, а здесь противник позволил себе некоторую расслабленность, ибо отлично знает, что русские больше не ходят в атаку, особенно через открытое пространство. Моральное состояние нашей армии для врага не секрет.
— Хорошее состояние. Революционное, — с усмешкой вставил Гвоздев. — А вам не нравится?
— Вот именно, революционное, — буркнул командир. — Однако Ударный батальон нереволюционный и атаки через поле не испугается. Так?
— Костьми ляжем, а не подведем! — гаркнула Бочарова.
— Прекрасно. — Генерал уныло смотрел на схему. — Метеосводка обещает назавтра низкую облачность, поэтому рассвет припозднится. Артподготовка начнется в пять ноль ноль слева от квадрата 7-А. Местность там пересеченная: лес, болото. Немцы решат, что мы готовимся атаковать в этом секторе и перебросят пехоту к точке ожидаемого удара. Полагаю, что из двух рот в траншеях останется лишь одна. Как только наши наблюдатели зафиксируют отток живой силы противника, женский батальон пойдет в атаку. Вот, если коротко, вся тактическая разработка. Вопросы?
Полковники молчали. План был обсужден с ними заранее. Гвоздев внимательно разглядывал карту и тоже пока ничего не говорил. Слово попросил штабс-капитан.
— Господин генерал, я не понимаю замысла. Допустим, батальон под огнем преодолеет поле и ворвется в первую линию окопов. Но что дальше? Поняв, что в соседнем секторе наступления не будет, немцы перебросят пехоту обратно, подтянут из тыла подкрепления. Ослабленный потерями батальон не сможет удержаться.
Страдание отразилось на лице командира дивизии. Нахмурились и полковники, словно осуждая молодого офицера за бестактность.
— Конечно, план нелеп и беспомощен. — Бжозовский развел руками. — Уж мне ли этого не видеть? Весь расчет построен на том, что соседние части, увлеченные героизмом женщин, тоже поднимутся в атаку. Прорыв расширится. Вслед за нами тронутся с места соседние дивизии. В наступление перейдет весь корпус, за ним армия… Имея то, что мы сегодня имеем, ничего лучше придумать нельзя. Что скажете, Бочарова?
Прапорщик отчеканила:
— Хороший план, господин генерал. Если мои девчата полягут, а у мужчин совесть не проснется, значит, совсем пропала Россия. Только проснется у солдат совесть. Я знаю!
Ее уверенность придала генералу бодрости.
— На самом деле вы будете не одни. Перед рассветом я отправлюсь по частям и поговорю с георгиевскими кавалерами. Комитет нам этого запретить не может! — Он метнул грозный взгляд на Гвоздева. — Наверняка найдется немало добровольцев. Вы, Бочарова, только поднимите своих женщин из окопов — чтоб корреспонденты это видели и сфотографировали. А потом за вами ринутся опытные бойцы, они-то и возьмут немцев в штыки. Две-три сотни мы как-нибудь наберем. Вы совершенно правы — не все солдаты совесть потеряли.
Тут выругался Гвоздев — и не беззвучно, как штабс-капитан, а вслух:
— …! Эх вы, совет нечестивых! Баб под пулеметы гоните, а сами про совесть толкуете.
Бочарова, давно уже глядевшая на председателя зверем, крикнула:
— Никто нас не гонит, мы сами!
— Молчи уж! — Гвоздев обернулся к ней. Глаза со стальным отливом так и сверкали. — Задурила голову своим дурехам! Переубивают их всех, а тебе еще один крестик на бюст прицепят и фото в газете пропечатают.
— Я сама первая на пулеметы пойду! Впереди всех!
— Ну и иди, коли тебе слава дороже жизни. Но других за собой в могилу не тащи! Тоже еще, орлеанская девственница!
Этого Бочарова стерпеть не могла.
— Не твоя забота, девственница я или кто!
Подскочив к председателю, она размахнулась, но большевик легко уклонился от кулака и только осклабился.
— Ого, никак я попал в больную точку.
Разъяренная Бочарова снова хотела на него броситься, но Романов и начальник штаба схватили ее за руки.
— Вы не поняли, прапорщик! Гвоздев не в том смысле!
— Спокойно, — шептал Романов. — Он же нарочно провоцирует!
Не слушая, Бочка визжала:
— Сволочь! Гад! Убью!
— Вот и бабская истерика, — спокойно констатировал председатель.
Тогда генерал треснул кулаком по столу.
— Прапорщик! Прекратить!
Женщина умолкла. Смахнула с глаз злые слезы, развернулась, выбежала.
На несколько секунд в кабинете установилась тишина.
— Она же того. — Гвоздев покрутил пальцем у виска. — И это — последняя надежда демократической России?
Слово «демократической» он произнес с сарказмом.
— Другой нет, — строго сказал командир. — Прошу садиться, господа. Штабс-капитан, вы после доложите начальнице о результатах совещания… Собственно, почти всё уже сказано. Осталось только одно. Объясните про шпионскую угрозу, Романов.
Алексей поднялся, поглядел на удовлетворенно улыбающегося председателя комитета.
— Не стану отнимать время, господин генерал. Проблема небольшая, решим сами.
РЕШЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ
— Здесь? — шепотом спросил Алексей. — На моих без одной минуты двенадцать. Но если мы подошли не с той стороны, можем не увидеть сигналов…
Справа от него сопела Бочка, барабаня пальцами по кобуре. В темноте ее лица было не видно, но судя по прерывистому дыханию, воительнице не терпелось ринуться в бой. Слева, с карабином наперевес, пригнулась Саша. Романову очень не хотелось брать ее с собой в опасную экспедицию, но Бочка возражений не приняла: солдат есть солдат, а зрение у Шацкой отменное.
Командирша оказалась права.
— Нет, мы вышли к опушке не здесь, — еле слышно произнесла Саша в самое ухо Алексею. От легкого прикосновения девичьей щеки его кинуло в дрожь. — Там пахло сиренью… Идите за мной!
Она бесшумно заскользила по траве. Действительно, шагах в тридцати к северо-западу благоухали кусты сирени. Романов прошлой ночью не обратил на них внимания.